Дона Флор и ее два мужа - Страница 122

122

Бедная святая, даже ее добродетель не могла устоять перед дерзким взглядом соблазнителя, она готова была отдать свою честь, свою жизнь, уже обещанное спасение, сменить рай на ад. Да и чего стоят рай и жизнь без ада?

Перед этой оригинальной скульптурой дона Флор простояла довольно долго, а храм, этот корабль из камня и извести, подняв паруса, плыл по облакам в голубые небесные просторы.

10

Дона Флор постаралась, чтобы их маленький праздник удался. Это торжество увенчало первый год «счастливой жизни двух родственных душ», как изящно и точно выразился доктор Силвио Феррейра, генеральный секретарь баиянского Общества фармакологов, подняв свой бокал за «досточтимого второго казначея и его уважаемую супругу дону Флор, олицетворяющую собой редкую добродетель и достоинство».

Дона Флор сказала дону Клементе, что у них будет узкий круг, но, переступив порог, падре увидел, что дом полон народу. Авторитет доктора Теодоро и симпатия, которую все испытывали к доне Флор, собрали на этот интимный праздник самых разных людей: руководителей фармацевтического общества, оркестрантов любительского оркестра, торговцев, учениц кулинарной школы, не говоря о старых друзьях хозяйки: богачке доне Маге Патерностро и докторе Луисе Энрике. Даже не поздравив супругов, дон Клементе поторопился обнять этого «маститого ученого», только что удостоенного премии за «Историю Баии», «обладающую не только научной, но и художественной ценностью" (см. статью Жунота Силвейры „Книги и авторы“ в газете „А тарде“).

После речи доктора Феррейры, полной ярких и образных оборотов, доктор Венсеслау Вейга исполнил две арии на скрипке. Ему аплодировали, как и молодой певице Марилде Рамосандраде, хотя она и пела под аккомпанемент одного Освалдиньо, отбивавшего ритм на барабане.

В этом импровизированном концерте доктор Теодоро исполнил национальный гимн, вызвав сенсацию и бурю восторга.

Гости закусывали, выпивали и веселились. В гостиной обосновались мужчины, женщины – в другой комнате, несмотря на решительные протесты доны Гизы, которая считала подобное разделение средневековым абсурдом. Она и еще две-три дамы рискнули присоединиться к мужскому обществу, где пили пиво и рассказывали анекдоты, чем и заслужили осуждение со стороны доны Диноры, все еще страдавшей от ревматизма, что, впрочем, не мешало ей на всех набрасываться.

– Эта Мария Антония – развратница… Полезла к мужчинам, чтобы слушать всякие гадости… Да еще потащила с собой дону Алису и дону Мизету… Об американке я не говорю… Посмотрите, как эта бесстыжая вытягивает шею, чтобы лучше слышать…

Зато дона Неуза Маседо и К° вела себя на редкость примерно. Скромно сидя среди женщин, она с серьезным видом внимала семнадцатилетнему Рамиро, сыну аргентинца, владельца керамической фабрики. Если бы не она, юноше не с кем было бы разговаривать, так как молодежь атаковала Марилду, умоляя ее спеть, а ему не терпелось рассказать кому-нибудь о своих рыболовных успехах.

– Я поймал рыбу кило пять весом.

– О, – воскликнула дона Неуза, – неужели пять? А что вы еще поймали? – Она обдумывала, какое бы прозвище дать отважному рыболову. Пожалуй, «Рыбий жир». Глаза Неузы загорелись.

Между тем аргентинец, отец юноши, столкнулся в дверях с сеу Вивалдо, владельцем похоронного бюро «Цветущий рай», и по своему обыкновению завел разговор. Бернабе отметил элегантность туалета доны Флор, который вызывал зависть у всех присутствующих дам.

– Ничто не красит женщину так, как богатство… Посмотрите, как изящна и прелестна дона Флор…

Сеу Вивалдо посмотрел, а, кстати сказать, он очень любил смотреть на женщин с пышными формами.

– Она всегда была прелестна, хотя красавицей ее нельзя было назвать, что верно, то верно. А теперь она расцвела и стала еще привлекательней, однако деньги тут ни при чем… Все дело в возрасте, мой дорогой, а дона Флор сейчас в самом соку. Не могу понять тех, кому нравятся девчонки, ну какое может быть сравнение с дамой в расцвете сил, когда у нее на платье отрываются крючки…

– А какие глаза!… – поддержал аргентинец, который, видимо, тоже был ценителем женской красоты.

Глаза, разбивающие мужские сердца, сейчас были устремлены вдаль, словно дона Флор предавалась сладостным мечтам. Дорого бы дал сеу Вивалдо, чтобы узнать, почему дона Флор стала такой задумчивой. Она ходила из комнаты в комнату, приветливо беседовала с гостями, как и следует хозяйке дома, но делала это машинально.

Сеу Вивалдо положил руку на руку аргентинца: не деньги делают женщину красивой, сеу Бернабо, а ласковое обхождение, покой. Это выражение глаз, это покачивание бедрами говорит о том, что дона Флор счастлива.

Странное выражение… Когда он уже видел этот потерянный взгляд, будто погруженный в самую глубину сердца? Сеу Вивалдо не без усилий вспоминает: во время бдения у гроба Гуляки. С тем же отсутствующим видом, с каким принимает сегодня поздравления, принимала она тогда соболезнования, будто не замечала вокруг слез, как не замечает сейчас праздничного веселья. Красота доны Флор, понял вдруг сеу Вивалдо, совсем особая, и к ней нельзя подходить с обычной меркой.

В комнате, где собрались женщины, обсуждалась теперешняя супружеская жизнь доны Флор. Жены фармакологов и музыкантов из любительского оркестра мало знали о ее первом браке. А для кумушек не было большего удовольствия, чем сравнивать обоих мужей доны Флор. И ни пикантные анекдоты, которые рассказывали мужчины (а такие бесстыдницы, как Мария Антония, хохотали), ни песни и романсы Марилды, певшей в кругу дам и поклонников, успевших влюбиться в девушку, не могли оторвать их от этого приятного занятия.

122